Рейс Анталия — Дюссельдорф или полёт с милыми “террористами”
Регистрация на рейс из солнечной Анталии в Дюссельдорф — столицу земли Северная Райн — Вейстфалия в Германии подходила к концу, но ожидаемой очереди из пассажиров не было, когда я, торопясь, подошла к стойке с паспортом в руках.
Зарегистрироваться мне удалось быстро, несмотря на то, что в аэропорт мы прибыли всего за полтора часа до вылета. Это был мой абсолютный рекорд по поздним приездам перед вылетом.
В аэропорт меня провожал один хороший знакомый. Мы выехали за три часа до вылета и особенно не торопились. Но по дороге мне вдруг стало плохо. У меня закружилась голова, стало подсасывать под ложечкой, я покрылась холодным потом.
«Явные признаки падения сахара в крови, мне нужно что-то перекусить «,- подумала я. Острое чувство голода мне обычно не свойственно. Я замечаю его по ухудшению самочувствия.
Наверняка это случилось вследствие предотлётного стресса, сборов, прощаний в предвкушении возвращения из солнечной тёплой Анталии в наш немецкий дождливый и неуютный ноябрь.
Для меня это волнительно и требует нервных и физических затрат. Я прощалась со своими друзьями, с тёплым и любимым морем, я возвращалась из моего морского южного рая домой, в свою обыденную жизнь, к моей семье.
В дни полетов я нервничаю с самого утра. Нет, я не боюсь летать, скорее, наоборот. Я люблю перелеты, люблю путешествия, люблю смену обстановки и новые места.
А вот предполетное время, подготовка к путешествию, сбор чемодана, проходят волнительно и нервно. В день полета у меня нет аппетита, я ничего не хочу и не могу есть.
Поэтому выпивая чашечку кофе, я усилием воли запихиваю в себя бутерброд, понимая, что это необходимо.
Друг отреагировал на моё состояние быстро и решительно, предложив заехать перекусить. Видимо, сам был тоже не прочь подкрепиться. Мы остановились в небольшом придорожном ресторанчике недалеко от аэропорта.
Ещё одна из моих особенностей — я не могу и не люблю быстро есть. Скорее я вообще откажусь от трапезы, чем буду пытаться жевать быстрее.
Но сейчас это было вынужденное спасение перед полётом. Мне было настоятельно предложено пообедать. Отказы не принимались, хотя у меня промелькнула мысль, что придется есть быстро, чтобы не опоздать на самолёт.
Кухня в ресторанчике, где мы остановились, была типично турецкая: овощи и мясо, салат, котлеты из баранины приготовленные на гриле, тёплые мягкие лепешки с айраном и крепкий турецкий чай с вкуснейшим десертом.
Всё это многообразие съесть для меня не представлялось возможным, и я щедро поделилась своим обедом, подкидывая большую часть моему заботливому другу.
Скорость поедания всего перечисленного превысила мой личный рекорд, и я совершенно справедливо могла гордиться собой. Эта спонтанная трапеза заняла не более двадцати пяти минут. Сахар в крови стабилизировался, и я почувствовала себя лучше.
Но часы неумолимо отсчитывали драгоценные минуты. Регистрация на рейс давно началась и я реально могла опоздать на самолет. За несколько минут мы доехали до аэропорта и распрощались.
Я всё успела вовремя, даже успела дважды зарулить в магазин дьюти фри, находящийся в центре терминала на пути потока пассажиров, ищущих свой Гейт — выход на посадку в самолёт.
Вылетающий народ вынужден был пересекать этот островок соблазна, с его манящими яркими витринами, полными разнообразных товаров — косметикой, духами, волшебными ароматами известных брендов, пузатыми бутылками с алкоголем, большими плитками швейцарского и немецкого шоколада и сигаретами — товарами не первой необходимости, но от этого не менее желанными и соблазнительными.
Пассажиры, спешащие на свои рейсы, за неимением времени на раздумья, быстро хватают, что приглянулось, яркое, хорошо пахнущее и вкусное.
Такой хитрый маркетинговый ход заложен владельцами сетей магазинов Дьюти Фри — якобы беспошлинной торговли во всех международных аэропортах мира. Шопинг повышает настроение, успокаивает и незаметно уменьшает содержимое вашего кошелька перед посадкой пассажиров на воздушный лайнер.
И вот я в очереди на посадку. Люди нетерпеливо, переминаясь с ноги на ногу, держат в руках свой багаж и в руках у некоторых красивые светло-зеленые пакеты с покупками из Дьюти Фри.
Моё место в этот раз располагалось в конце салона, в одном из последних рядов. Во время движения по салону самолёта в поисках нужного мне ряда, нагруженная сумкой и чемоданом ручной клади, мой взгляд вдруг остановился на двух пассажирах, сидящих на одном из рядов в хвосте самолёта.
У окна сидела пожилая тучная женщина с полным и несимпатичным лицом, на котором выделялся, внушительных размеров, мясистый нос.
Она была в чёрном платке и темной, типичной для мусульманских женщин одежде. Рядом сидел полноватый молодой человек с похожим широким лицом, на котором также выделялся значительной величины нос. «Видимо, унаследованный от мамы»,- мелькнула у меня мысль.
Долго задерживать взгляд и рассматривать их было неловко, да и времени на это не было. Чемодан оттягивал руки и я мечтала избавиться от него как можно скорее, пристроив на полку для ручной клади.
Увидев свое место через несколько рядов, и не успев облегченно обрадоваться, я обнаружила, что полка для багажа сверху была плотно забита чужими чемоданами и сумками, и втиснуть туда мой чемодан не представлялось возможным. Да, в тот день многое шло не так, как обычно.
В это время, впереди меня к своему месту пробирался молодой человек невысокого роста, одетый в джинсы и толстовку, неся за спиной объемный и увесистый рюкзак. Он был довольно хрупкого телосложения, с бритой головой и ярко выделяющейся на его молодом худощавом лице, чёрной густой растительностью.
Его борода и налысо выбритая голова вдруг смутили меня и, можно сказать, добили окончательно.
Я подумала: “ Только этого мне сегодня и не хватало. Это же типичный персонаж из фильмов про людей с экстремистскими наклонностями. Не иначе, как он — террорист!”
Вот что делают стереотипы, внушенные нам последние десятилетия средствами массовой информации.
Тем временем, лысый молодой человек шёл впереди меня, продвигаясь к ряду, на котором уже сидели те двое — пожилая женщина с мясистым носом в чёрном платке и её сын, с лицом террориста.
Не спрашивайте, почему я так решила. Я это знала и была уверена в своём знании. Коленки слегка подкосились, а по спине побежала предательская струйка холодного пота от осознания опасности и страха.
Результат всего предыдущего стрессового дня дал свои плоды. Бурное воображение разыгралось не на шутку от переживаний. Но это было только начало истории.
Надо отметить, что я не отношусь к тому типу людей, которые излишне мнительны, подвержены панике и страдают от различных фобий. Нет. Обычно во мне побеждает логика и разумное мышление, но не в этот раз.
Конечно, эти трое были знакомы и летели вместе. В этом не было сомнения, когда шедший впереди меня молодой бородач плюхнулся в третье свободное кресло около тех двоих.
В этот момент все пазлы в моей голове сложились в единую картину и превратились в реальный фильм ужасов.
Меня ударило в голову, прошиб холодный пот во второй раз за этот сумасшедший день, стало неприятно подсасывать в районе солнечного сплетения. Страшные мысли полезли в голову.
Я шла за ним и думала только об одном:“ Только бы эти опасные, по моему глубокому убеждению люди, не сидели рядом со мной”.
Хотя какая разница, где они будут сидеть, как далеко от тебя, если ты уверена, что они обязательно злодеи и никем другим по определению в твоем больном воображении уже быть не должны.
И конечно, по всем законам жанра, в котором развивались события в салоне самолёта, я должна была оказаться где-то рядом с этими яркими персонажами моего повествования, что и произошло на самом деле.
Наши места оказались на одном ряду, разделённые проходом в самом хвосте самолета. Это и логично. Зарегистрировалась на рейс я одной из последних пассажиров.
Но этого оказалось мало. Так как полки над нашими местами были полностью забиты багажом других пассажиров, то места не оказалось не только для моего красного маленького чемодана но и для объемного рюкзака того щуплого парня с густой растительностью на лице.
Он так же, как и я, абсолютно растерянно смотрел на плотно забитую полку и на меня, стоявшую рядом, с аналогичным вопросом на лице.
Он улыбнулся мне, симпатичной белозубой улыбкой, обозначая тем самым, что мы с ним товарищи по несчастью, и пожал плечами.
В этот самый момент нашего первого вербального контакта и полного взаимопонимания, («Боже мой! С кем? С террористом!») — промелькнуло в моей голове. А то, что он таковым является, не вызывало у меня к тому моменту уже никакого сомнения.
В этот момент к нам, откуда не возьмись, подлетела изящная, тонкая и звонкая, стюардесса и с невиданной легкостью выхватила из рук молодого человека, его огромный, толстый рюкзак и упорхнула с ним куда-то в середину салона.
Затем, эта тонкая и звонкая, но по всему видно, обладающая невиданной сверхсилой, супер девушка, вернулась за моим чемоданом и так же легко схватила его, будто пушинку, водрузила на ту же полку, рядом с объемным рюкзаком моего бородатого сотоварища по несчастью. Мы, улыбнувшись друг другу, облегченно рухнули на свои места.
Он начал оживленно общаться со своим соседом, тем самым молодым человеком с крупным лицом и мясистым носом, который был встроен ровно посередине между двумя глубоко посаженными тёмно-карими глазами, недобро смотрящими из-под навесистого массивного лба, будто глядящими из глубины утёса.
“На редкость неприятное лицо”, — подумала я, погрузившись в свои невеселые думы о скором конце и ужасе предстоящей катастрофы. Я не могла отвести от них глаз и пыталась отвлечь себя от ужасающих картин трагического завершения моей жизни, с которой я пока не собиралась расставаться.
Мои соседи по ряду были довольно необычного и несимпатичного вида люди, что по логике моих размышлений, подтверждало мысли насчет их террористических замыслов, которые непременно должны произойти в этом полёте.
Вот как-то так, в моей голове сложился стереотип и картинка террориста. Но что поделать? Так сработало моё больное и уставшие подсознание в минуты стресса и усталости. Издержки. Согласна.
Тем временем молодые люди мило общались между собой. Грузный парень, занимающий среднее кресло, нежно заботился о своей маме, сидевшей у окна.
Мы спокойно взлетели и, набирая высоту, стали разворачиваться над морем. Но покоя в моей душе не было. Я с опаской смотрела на соседей слева, надеясь, что при подъеме они не начнут реализовывать свои зловещие планы, а сначала подождут, когда самолёт наберёт нужную высоту.
Я почему-то была абсолютно уверена, что взрывчатку и оружие они прячут в том пузатом рюкзаке, который уютно примостился на полке, по соседству с моим милым и безобидным маленьким чемоданом, в середине салона, над головами других пассажиров.
Нет, головой я конечно понимала, что существует жесткий контроль, что невозможно пронести на борт самолёта никаких опасных колюще-режущих или взрывчатых веществ.
Но моя бурно разыгравшаяся фантазия и эмоциональная составляющая в тот момент, затмили мой разум. В моей голове возникали страшные картины трагического характера, полные горя и слёз, которое накроет неизбежно моих детей-сирот, моих близких и родных из-за утраты меня, любимой.
Тем временем виды из иллюминатора потрясали воображение и сводили с ума своей невероятной живописностью, не только меня.
Внизу виднелось море, темная гладь воды, береговая полоса с ее замысловатыми изгибами, контур любимого средиземноморского побережья, виды большого приморского город- и всё это на фоне величавых горных вершин в белоснежных огромных шапках.
Нечего и сомневаться, что я, сидя с телефоном в руках, мысленно готовясь к трагической гибели и рисуя себе картины предстоящего апокалипсиса с захватом самолета и с сидевшими по соседству со мной «террористами», не могла отказать себе в последнем удовольствии и не заснять всю эту красоту с такого необычного ракурса, с борта, из-под крыла, взмывающего ввысь, самолёта.
Ну можно же исполнить последнее желание человека перед неминуемой гибелью, как мне тогда казалось.
Беда состояла в том, что я сидела не с той стороны, откуда была видна вся эта красота и откуда возможно было сделать столь потрясающие и желанные мной снимки. Да. Ирония судьбы в чистом виде. Это злой рок в столь трагических обстоятельствах.
На лучших местах для съемки с великолепными видами из иллюминатора сидели эти “злодеи-террористы” во главе с пожилой женщиной у окна, в руках которых, кроме жизней нескольких сотен пассажиров этого рейса, были ещё и телефоны, которыми они с нескрываемым удовольствием и восторгом снимали описанные мной выше красоты на фоне густо-синего, освещенного заходящим солнцем, неба.
Моему чувству отчаяния и обиды не была предела. Видимо, это отражалось на моём несчастным лице ярко и выразительно.
Я сидела с телефоном в руках и с завистью смотрела жалостливыми глазами в иллюминатор, находящийся через три кресла от меня, на которых сидели они — эти люди, из-за которых я должна была, по моей необоснованной версии, погибнуть.
В этот момент даже эти грустные раздумья не остановили меня перед желанием увидеть и запечатлеть неописуемую красоту за бортом нашего лайнера, может быть, в последний раз.
И вдруг совершенно неожиданно, видимо заметив меня, сидящую в растерянности с просящим жалостливым взглядом, ко мне обратился тот самый страшный “террорист” с некрасивым лицом и крупным мясистым носом, сидящий между предполагаемой мамой и лысым бородатым другом.
Этот грузный молодой человек, мило улыбаясь, вдруг предложил сделать на мой телефон фотографии из иллюминатора с его стороны. Общего языка между нами явно не оказалось, но я сразу поняла его предложение — язык жестов, глаз и мимики работает всегда между людьми любых национальностей.
Красивейшие виды, запечатленные на тех фотографиях, сделанные “страшным террористом” с обаятельной улыбкой остались памяти моего телефона.
Я успокоилась и вполне довольная, погрузилась в свои мысли. Мы летели, всё дальше и дальше удаляясь от средиземноморского побережья, от тёплой, солнечной и приветливой страны, паря высоко над землёй, над горными вершинами, реками, озёрами и долинами, пролетая разные страны, большие и малые, двигаясь в северо-западном направлении.
Я выдохнула и немного успокоилась, подумав с надеждой, что-всё таки эти люди скорее всего скорее всего никакие не террористы, а обычные пассажиры. Зря я так их испугалась и нервничала в начале нашего путешествия.
И скорее всего я долечу живая и невредимая, увижу моих детей и мужа. Но на все сто процентов на тот момент времени я ещё не была уверена.
И невзначай, с любопытством, я продолжала поглядывать на эту занятную троицу, пытаясь понять, на каком языке они общаются друг с другом.
А общались они вполне себе мило, доброжелательно и любезно. Выглядело это приблизительно так: грузный молодой человек с несимпатичным лицом и крупным мясистым носом нежно и заботливо ухаживал за мамой, сидящей у иллюминатора.
А когда она заснула, переключился на общение со своим бородатым другом, сидящим от него справа, а от меня слева, и тут я стала различать, по-моему французскую речь, ни арабскую, ни турецкую, а недостижимый и непонятный французский язык.
» Ничего себе,- подумала я, они ещё и французы, оказывается. Вот тебе и «террористы”!
Хотя почему террористы не могут говорить на французском языке? Я объяснить себе не могла. Но в моём сознании эти понятия были почему-то не совместимы.
В самолёте наблюдалась обычная, характерная для полётов, картина. Люди дремали в креслах, кто-то пробирался к началу или к концу салона, желая попасть в известное заветное местечко, кто-то слушал музыку, сидя в наушниках, или был занят просмотром фильмов на гаджетах, как это делали мои соседи слева, которые периодически поглядывали в мою сторону, улыбаясь.
Я, сидя в наушниках и смотря на своем планшете один известный сериал про нью-йоркских очень умных и смелых адвокатов, краем глаза зацепила следующую картину: мои французские соседи, склонившись над экраном смартфона с одним наушником в каждом ухе, увлеченно смотрели на небольшой экран телефона. С моего места хорошо была видна картинка на экране.
«О Боже!» что я вижу?, — промелькнуло у меня в голове. — это же эпизод из хорошо знакомого мне, одного популярного, любимого испанского сериала “ La Cosa del Papel”, или “Бумажный дом”, от которого мы с детьми не могли оторваться буквально пару месяцев назад и были в полном восторге.
Это был апогей всей истории про террористов или, как я говорю в таких случаях, обозначая подобные ситуации шутливым придуманным мной словом — “АПОФИГЕЙ”.
Не далее как час назад я прощалась с жизнью и по моей спине бежали тоненькие струйки холодного пота от страха, предстоящей гибели по придуманной мной, вине этих “страшных” людей.
И спустя каких-то девяносто минут я обнаруживаю с ними некую эмоциональную общность и схожесть вкусов. Забавно! Неожиданный поворот, не правда ли?
Некоторое время я, как завороженная, пялилась в их телефон, узнавая знакомые сцены из сериала. Они заметили это и начали улыбаться, обнажая свои белоснежные идеальные зубы.
А я, тыкая пальцем в их смартфон, пыталась объяснить, что я тоже смотрела этот сериал, и что он мне тоже нравится, поднимая большой палец правой руки вверх. Они отвечали мне взаимностью, выражая свои восторги по поводу фильма на английском языке.
Вот что значит великая сила искусства и объединяющая роль кинематографа, как сказали бы классики марксизма-ленинизма, перефразируя всем известный лозунг из советского прошлого про кинематограф — как главное из искусств.
После этого обмена эмоциями я сидела с улыбкой на лице и думала, что моя жизнь и жизнь всех пассажиров этого рейса бесповоротно спасена.
Сидящие по соседству со мной через проход два молодых человека и пожилая женщина в черном платке, говорящие между собой на языке великих философов и писателей прекрасной Франции, и уж тем более, смотрящие известный испанский сериал, по мнению моих детей один из лучших, определённо не могут быть злоумышленниками и террористами.
И наконец-то успокоившись, уставшая от переживаний, я расслабилась и выдохнула с облегчением. Мой конец света, к радости, отодвинулся на неопределенное время.
Трагедии и слёзы детей, предполагаемых будущих сирот и другие сцены ужасов, которые рисовались в моем возбужденном сознании в начале полёта, отменились и мгновенно были стерты из памяти.
Я могла бы рассказать, что было дальше. Как при подлёте к Дюссельдорфу мы попали в зону сильной турбулентности и нас начало прилично потряхивать. Как я, с глазами, полными ужаса, схватившись за подлокотники кресла, впечаталась в него от страха. А мои соседи, французские арабы, слева, заботливо меня успокаивали и уговаривали, что ничего страшного с нами не случится.
Я уже не говорю о том, что после благополучного приземления, когда все пассажиры встали со своих мест и стали готовиться к выходу, мой красный чемодан, летевший где-то далеко от меня в середине салона по соседству с пузатым рюкзаком предполагаемого » террориста», был снят с полки заботливым молодым человеком с бородой и любезно передан мне.
Я уже не говорю о том, что все трое, дружелюбно улыбаясь мне на прощание, махали рукой и желали хорошего пути до дома, как старой доброй знакомой, и я отвечала им взаимностью.
А я мучаясь про себя, угрызениями совести и удивляясь собственной глупости, шла по длинным коридорам аэропорта к получению багажа с задумчивой улыбкой на уставшем лице.
Меня встречали в аэропорту мои мальчики. Всё хорошо, что хорошо заканчивается — банальная истина. А эта «опасно-террористическая» и такая удивительно добрая и забавная история, закончилась мирно и благополучно.
Но в моей голове ещё долгое время крутились воспоминания и мысли о пережитых эмоциях от страха и ужаса до удивления, восхищения, благодарности и стыда за собственные глупости и стереотипы мышления, пока я не решилась поделиться ими с вами.
Порой окружающий нас мир, люди и события, удивляют, пугают и восхищают одновременно. Всё оказывается значительно глубже, сложнее и добрее. И это оставляет надежду на то, что выживем!
Мария Гор
Учитель физики и астрономии, писательница.
Автор статей и рассказов.
Mülheim an der Ruhr. 20.02.2020
Комментарии закрыты.