Скамейку, на которой сидел Доббс, никак нельзя было назвать удобной. Одну планку кто-то выломал, другая сильно прогнулась, так что сидеть на ней — одно наказание. Заслужил ли он это наказание или оно назначено ему свыше несправедливо, как и большинство кар, которые сыплются на людей, — не об этом думал сейчас Доббс.
О том, что сидеть неудобно, он вспомнил бы только в том случае, если бы его об этом спросили. Мысли, занимавшие Доббса, ничем не отличались от мыслей большинства людей. Например, такой вопрос: «Где бы раздобыть деньжат?» Когда у человека есть немного денег, ему легче заработать: у него есть что вложить на первый случай. А когда карманы твои пусты, решить этот вопрос неизмеримо труднее.
* * *
Эта тема озвучена мной в видео, текст ниже:
Ссылка на видео: https://youtu.be/9CP_233lEMk
* * *
У Доббса ничего не было. Со спокойной совестью можно сказать, что он был гол как сокол, а это еще хуже. Потому что при крайних обстоятельствах одежда без пятен и заплат может сойти за скромный первоначальный капитал.
Кто хочет работать, работу найдет. Не следует лишь обращаться за помощью к тому, кто любит повторять эти слова. Потому что он никакой работы вам не предложит и не назовет никого, кому бы нужен был работник. А то, что он любит их повторять, доказывает, как плохо он знает жизнь.
Доббс был согласен ломать камень на каменоломне, если бы ему дали эту работу. Но даже ее ему не получить, потому что слишком много людей на нее претендовали, и у местных всегда больше шансов устроиться, чем у чужака.
На углу площади установил свой высокий металлический стул чистильщик сапог. Остальные чистильщики, у которых такого стула не было, бегали с маленькими ящиками и раскладными скамеечками вокруг площади, как хищные зверьки, набрасываясь на любого прохожего, чья обувь не была начищена до зеркального блеска. Усаживался ли он на одну из бесчисленных скамеек под деревьями или прохаживался по площади, к нему без конца приставали. Выходит, даже чистильщикам сапог ох как трудно найти работу, а ведь по сравнению с Доббсом они все равно что капиталисты, ибо их орудия труда стоили никак не меньше трех песо.
Но даже обладай Доббс тремя песо, чистильщиком ему бы не стать. Здесь, где столько местных, нет. Ни разу ни один белый не попытался чистить обувь на улице. Чего не было, того не было. Белого, голодного и в немыслимом рванье сидящего на скамейке, белого, который клянчит милостыню у других белых, белого, совершившего даже кражу со взломом, другие белые не презирают. Но если он чистит кому-то сапоги на улице, или попрошайничает у индейцев, или подтаскивает ведрами воду со льдом и продает ее — такой белый в их глазах куда ничтожнее самого грязного аборигена, ему только и остается, что сдохнуть с голоду. Ни один белый его услугами не воспользуется, а небелые будут считать его потерявшим всякий стыд и совесть конкурентом.
На высокий металлический стул на углу площади уселся господин в белом костюме, и чистильщик склонился над его коричневыми туфлями. Доббс поднялся, медленно поплелся в ту сторону и, приблизившись к господину в белом, что-то негромко проговорил. Тот, почти не поднимая глаз, полез в карман брюк, достал один песо и протянул Доббсу.
Какое-то мгновение Доббс простоял в нерешительности, а затем вернулся на свое место на скамейке. Он ни на что не рассчитывал, в лучшем случае на десять сентаво. Теперь же его рука ласкала в кармане приятную на ощупь монету. На что ее потратить? На обед и ужин, или на два обеда, или на десять пачек сигарет «Артистас», или на пять стаканов кофе с молоком и французской булочкой?
Несколько погодя он окончательно распрощался со скамейкой и зашагал в сторону гостиницы «Осо-негро», это всего в нескольких кварталах от площади. Собственно говоря, гостиница была всего лишь «каса де уэспедес», то есть ночлежкой.
Доббс вошел в комнатку управляющего, положил на стол песо и проговорил:
— Доббс, за две ночи.
Управляющий полистал свою книгу, нашел наконец номер освободившейся постели, написал «Джопс», потому что ослышался, а из вежливости переспрашивать не решился.
— Комната семь, кровать вторая, — сказал он.
— Хорошо, — кивнул Доббс и вышел на улицу.
Он мог бы сразу пойти и лечь, проспать целый день до вечера, и всю ночь, и еще целый день, и целую ночь, и еще одно утро до двенадцати дня — стоило только пожелать. Но он проголодался, надо было где-то раздобыть пищу или поудить рыбу.
Но рыба так легко в руки не давалась, и никто не выказывал желания поделиться с ним бутербродом или яблоком. Но вдруг он увидел проходившего мимо господина в белом костюме. Догнал его, что-то пробормотал, и тот дал ему пятьдесят сентаво.
С этими пятьюдесятью сентаво он прямиком направился в китайскую кухмистерскую, чтобы пообедать. Обеденное время, правда, давно миновало. Но у китайца всегда найдется что поесть, и если час никак нельзя было назвать «комида коррида» — обеденным, его просто переименовывали в «сену», то есть в «ужин», даже часы на башне собора не пробили еще четырех.
Пообедав, Доббс посидел немного на скамейке, где ему и явилась мысль о чашечке кофе. Некоторое время его охота плодов не приносила, пока он в конце концов не углядел очередного господина в белом. И этот господин тоже дал ему пятьдесят сентаво. Серебряной монетой.
— Везет мне сегодня на господ в белых костюмах, — усмехнулся Доббс и зашагал в сторону круглой кофейни на той же стороне Пласа де ла Либертад, которая ближе к таможне и порту.
Он уселся на высокий табурет в баре и заказал стакан кофе и два рогалика. Стакан на три четверти наполнили горячим молоком, долили до краев кофе, черным и тоже горячим. Поставили перед ним сахарницу, подали два красивых поджаристых рогалика и стакан ледяной воды.
— Почему это вы, бандиты, опять повысили цену на кофе на пять сентаво? — полюбопытствовал Доббс, размешивая в стакане целую горку сахара.
— Слишком уж велики расходы, — ответил официант, лениво прислонившийся к стойке и ковырявший во рту зубочисткой.
Доббс задал этот вопрос, лишь бы не молчать. Правда, для него и людей его пошиба было очень даже важно, стоит ли чашка кофе пятнадцать или двадцать сентаво. Но повышение цены Доббса нисколько не трогало. Если у него найдется пятнадцать сентаво, значит, отыщется и двадцать, а если нет двадцати, значит, и пятнадцати не окажется. По сути дела, никакой разницы.
* * *
Прошло время…
После прогулки он проголодался, и теперь ломал себе голову над тем, где бы раздобыть денег на ужин. Ему опять несколько раз не повезло, пришлось выслушать и проглотить обидные слова. Но когда человек постоянно испытывает голод и у него нет другого пути, кроме как выслушивать их, кожа у него дубеет.
Наконец он увидел очередного господина в белом костюме.
«С господами в белом мне сегодня просто везет, попробую еще раз», — подумал он. И не ошибся. Он получил пятьдесят сентаво, которых вполне хватило на ужин.
Насытившись и отдохнув для порядка на скамейке, Доббс подумал, что было бы очень недурно иметь на всякий случай в кармане кое-какую мелочишку. Мало ли что может случиться… Эта мысль пришла ему в голову не сама по себе, а когда он снова увидел господина в белом костюме, идущего по противоположной стороне площади. И он не раздумывая направился туда.
Господин действительно полез в карман и достал монету достоинством в пятьдесят сентаво. Доббс протянуло было руку, но господин не собирался с ней расставаться.
Он проговорил весьма сухо:
— Послушайте, молодой человек, с подобной наглостью мне не приходилось сталкиваться никогда в жизни, и если бы кто-то другой рассказал мне о чем-то подобном, я бы ему никогда не поверил.
Доббс стоял с открытым ртом: в его жизни тоже никогда никто ему столь длинной морали не читал. Он не знал, то ли ему бежать отсюда, то ли всё терпеливо выслушать. Но поскольку господин по-прежнему не выпускал из руки монету, у Доббса появилось чувство, что она рано или поздно перейдет к нему — просто господину угодно произнести перед этим душеспасительную проповедь.
«За пятьдесят сентаво я эту проповедь выслушаю, все равно мне делать нечего», — рассудил Доббс. И не тронулся с места.
— Сегодня днем вы сказали мне, — продолжал господин в белом, — будто целый день ничего не ели. После чего я дал вам песо. Потом мы встретились снова, и вы сказали, что у вас нет денег на ночлег. После этого я дал вам пятьдесят сентаво. Ещё позднее вы подошли и сказали, что у вас нет денег на ужин, и я снова дал вам полпесо. Объясните мне хотя бы, на что они потребовались вам сейчас?
— Чтобы завтра позавтракать, — ловко вывернулся Доббс.
Господин рассмеялся, дал ему монету и проговорил:
— Даю вам в последний раз. Выберите, себе еще кого-нибудь, не один я на свете. А то эта история уже начинает мне надоедать.
— Извините меня, — сказал Доббс, — я не знал, что подходил все время к вам да к вам. Я вашего лица не видел и вижу вас сейчас в первый раз. Но больше я к вам не подойду.
— Чтобы вы не нарушили слова и впредь ко мне не приставали, дам вам еще полпесо — будет вам на завтра на обед. После чего попрошу вас не затруднять меня больше проблемами вашего бренного существования.
«Иссяк, выходит, и этот источник», — подумал Доббс. И пришел к выводу, что хорошо бы побродить по стране, поглядеть, как люди живут.
Это отрывки из начала книги — Сокровища Сьерра-Мадре.
Автор Бруно Травен.
ИСТОЧНИК
Аннотация к книге:
Приключенческий роман Б. Травена, послуживший основой для одноимённого фильма Джона Хьюстона(1948).
Два бедняка-американца Доббс и Куртин в мексиканской ночлежке знакомятся с опытным золотоискателем стариком Говардом. Все трое в складчину покупают снаряжение, оружие и продовольствие и отправляются на поиски золота…
В СССР роман напечатан в 1988 году.
Перевод Евгения Факторовича.
* * *
На этом всё, всего хорошего, читайте книги — с ними интересней жить!
Юрий Шатохин, канал Веб Рассказ, Новосибирск.
До свидания.
Комментарии закрыты.