Его не очень пугало одиночество. За долгие годы он даже привык к нему. Вставал рано, в половине шестого. Съедал сваренное вкрутую яйцо и усаживался на балконе наблюдать за выплывающей из темноты улицей.
— Здравствуй, Михал Петрович! — кричала со двора Люська. Усталая плелась она домой после тяжёлой ночной смены. Где она теперь? Её дом, соседнюю пятиэтажку, снесли. Всю улицу ровняют с землёй, скоро и до него доберутся.
* * *
Эта тема озвучена мной в видео, текст ниже:
Ссылка на видео: https://youtu.be/zV1A8XvN3W0
* * *
Часов в десять можно взять сумку и, выудив из тумбочки несколько потрёпанных купюр, отправиться в магазин за какой-нибудь мелочью. Любимое развлечение старика. Даже телевизор не доставляет столько удовольствия сколько разговор с Натальей, разменявшей за прилавком не один десяток лет.
Давным-давно на пятидесятилетнем юбилее поднимали тост: «Встретимся на твоём столетии!» Михаил Петрович смеялся: «Столько не живут».
Через три месяца ему исполнится ровно сто лет, но никого, из желавших ему тогда долголетия, уже нет на этом свете. С ним случилось самое страшное – он пережил всех: жену, друзей, детей и внуков. Был только один правнук, не подозревающий о его существовании.
После смерти жены старик тосковал не по вкусным блюдам, не по выстиранной и тщательно выглаженной одежде, не по тому особенному запаху чистоты в квартире, который умела создавать только его Галя.
Мучило другое: не с кем обсудить прочитанную статью, некому пожаловаться на стреляющую боль в правом ухе, некому рассказать последние городские новости.
Иногда, когда не находилось других собеседников, Михаил Петрович беседовал сам с собой.
Одним августовским утром старик медленно шёл по улице, наслаждаясь последним летним теплом. За три часа добредёт он до магазина, поболтает там пару часиков с Натальей (хорошо, что в будни совсем мало покупателей), три часа обратно. Так и день пройдёт.
Промчалась на роликах девушка, задела плечом Михаила Петровича. Старик пошатнулся. Девушка растерянно оглянулась и помчалась дальше.
— Хамка! — пожилая женщина в соломенной шляпке грозно помахала её вслед сумкой. — Вот мы в её годы…
— Неправда, — сказал старик, — Люди ничуть не изменились. Сейчас, как и раньше, много хороших. Но и подлецов, конечно, тоже хватает.
Неделю назад он решил прогуляться до завода, которому отдал больше сорока лет своей жизни. Оказалось, что его больше не существует: цеха давно распроданы частным компаниям. Бетонный забор на месте, только изрисован не пойми чем: непонятные надписи иностранными буквами, многорукие чудовища, кукольные люди с огромными глазами.
А рядом солдат с красным знаменем в руке. «9 мая. День Победы» — подписано внизу.
Старик прослезился.
«Не потеряно ещё это поколение, — подумал он, — и неважно, что флаг не тот, да и формы такой в сороковые не носили».
Михаил Петрович устало прислонился к дереву.
— Вам плохо? — спросила женщина в шляпке.
— Нет, нет. Всё хорошо. Наверное, солнце.
Женщина в недоумении пожала плечами и отошла.
В магазине сегодня работала грубая худая как спица Алевтина. Бросила взгляд на Михаила Петровича:
— Чего Вам?
— А Наташенька сегодня не работает? — робко поинтересовался он. — Должна бы, среда ведь…
— Померла Ваша Наташенька! — Алевтина резким движением руки смахнула воображаемую пыль с витрины. — Брать чего будете?
— Как же померла? — забеспокоился старик. — Молодая ж совсем.
— Ха, молодая! Седьмой десяток уж разменяла!
— Ну, да, конечно. Для меня ведь все, кому меньше семидесяти, молодые.
— Брать-то чего будете? Очередь задерживаете!
Он купил себе смородиновый щербет в бумажном стаканчике, сел на скамейку в сквере напротив и начал выскребать деревянной палочкой кисло-сладкое мороженое.
В сквере с недавних пор полюбили собираться молодые поэты. Они устраивали публичные чтения на небольшой деревянной эстраде, сохранившейся ещё с советских времён. Сегодня рядом с ней толпились человек семь. Высокий мальчишка с длинными чёрными волосами и подведёнными карандашом глазами загробным голосом читал свои стихи.
Михаил Петрович всё пытался вспомнить, как называют этих, одетых в чёрное подростков, которые любят гулять по кладбищам и уже в пятнадцать лет презирают жизнь, поклоняясь смерти.
Длинноволосого тем временем сменил другой парень, одетый, правда, совсем обычно, но с таким трагическим выражением на веснушчатом лице, что становилось понятно: и ему всё в этом мире опротивело.
«И не осталось никого, — декламировал он. — Лишь только чёрный свет и тени, вниз уводящие ступени да тёмной комнаты окно…»
«Знает ли он, — думал старик, — что на самом деле значат его слова?»
Если знает, решил он, то это настоящая трагедия. А если нет, то обыкновенное баловство. Сегодня его бросила любимая, и весь мир будто рухнул. На самом деле, вокруг полно людей, вся жизнь перед ним… а у Михаила Петровича впереди считанные дни, хорошо если месяцы.
Возле дома разбирали детскую площадку, лавочки уже выкорчевали и погрузили в грузовик.
— Что случилось? — спросил старик у рабочих.
— Переезжаешь скоро, дед! Здесь теперь торговый центр будет с подземной парковкой.
У подъезда на корточках сидел парень, высокий с лохматой соломенно-жёлтой шевелюрой. Обхватив себя руками, дрожал словно от холода.
— Да что с тобой, сынок? — наклонился к нему Михаил Петрович. — Заболел что ли?
Парень посмотрел на него красными, слезящимися глазами.
— Э, да у тебя температура, наверное, — старик потянул его за куртку. — Пойдём-ка ко мне. Я здесь, на втором этаже обитаю.
Парень поднялся и вошёл за ним в подъезд.
— Я тебе чайку горяченького, — суетился на кухне старик. Руки его дрожали то ли от старости, то ли от волнения.
«Наконец-то, — думал он, — живая душа в доме».
— Сейчас, сейчас согреешься…
Парень протянул руку к деревянной разделочной доске на угловом столике, поднял её, размахнулся и что было сил ударил по седой голове старика.
* * *
Через неделю сплетничали во дворе старушки. Вынесли из дома стулья, уселись перед подъездом и давай на чём свет стоит ругать строителей.
— Удумали центр какой-то! Морока на старости лет! Хорошо Петрович не дожил!
— А что с Петровичем-то?
— С луны что ль свалилась? Не знаешь ничего.
— Так я в больнице лежала! У меня ж почки!
— Убили Петровича.
— Да как так убили-то?
— Этот, которые колются. Дал по голове и деньги забрал.
— Много денег-то?
— Пятьсот рублёв. У меня зять в милиции работает. Так он-то мне сказал, что наркоман этот – Петровича правнук. Только не знал он, что деда своего прибил.
— Так и не знал?
— Ему в милиции только сказали. А он – никакой реакции. «Я не знал», — говорит. И всё.
— Что делается, что делается… — всплеснула руками одна из старушек, и все они дружно перекрестились.
Рассказ — И не осталось никого.
Автор Лана Кузьмина.
ИСТОЧНИК
* * *
На этом всё, Юрий Шатохин, канал Веб Рассказ, Новосибирск.
До свидания.
Комментарии закрыты.