Любили мы все тогда почудачить над официально вдалбливаемыми в наше сознание примитивными штампами развитого социализма, который был объявлен в нашей стране в те далекие теперь времена (в СССР).
Знать бы, чем закончатся эти чудачества, может быть, мы бы и прекратили тогда насмешки да и вдохнули бы в социализм живую, народную мудрость, которая в наших краях сводится к весьма простой истине: делу — время, а потехе час. Эта мудрость почти что всем известна, да не всеми понимается.
* * *
Эта тема озвучена мной в видео, текст ниже:
Ссылка на видео: https://youtu.be/EmzXFvmt57E
* * *
Правда, автор вместе с Виктором Сергеевичем старались тогда честно работать, абсолютно уверенные в том, что власть всё за них остальное сделает: и работой обеспечит, и жилье даром даст, и вылечит бесплатно и оздоровит в летний сезон бесплатно или за символические деньги.
И ведь власть (хотя и застойная, как утверждает теперешнее телевидение) всё это делала.
Да не нравилось, видать, это нам совсем.
Богатства хотелось.
На Багамы непременно норовили отдыхать поехать.
Квартирами бесплатными очень хотелось поторговать да потом смыться в известное минигосударство в библейских краях.
Ну очень хотелось свободы да демократии.
Специальные люди тогда завелись. Диссидентами себя называющие да защитниками прав человека, то бишь наших прав, как мы тогда полагали.
Ан нет, не для нас они старались, как теперь выяснилось. Для себя, оказывается, старались.
Народ для них представлялся быдлом бестолковым, готовым ради их прихоти да политических амбиций собственную жизнь разрушить. И разрушил ведь…
Бессовестно всё вышло, обман, да и только.
Это отрывок из новеллы «Виктор Сергеевич», из сборника «Ностальгия»
Автор Валентин Шепель — житель новосибирского научного центра, академгородка.
ИСТОЧНИК
* * *
ИСТОРИЯ
История — это не то, что было в действительности, а то, что мы об этом рассказываем.
Я эту мысль сформулировал ещё и так: история — это собрание историй.
Тем самым я выношу за скобки вопрос о достоверности этих историй, о подлинности происходивших событий, об их причинах и следствиях. То есть я «выношу за скобки» содержание того, что называется «исторической наукой», отказывая ей в праве считаться знанием научным.
Заявление моё довольно резкое и безапелляционное. Почему я так «суров и нагл»?
Потому что «историческая наука», то есть весь тот корпус сведений, который к ней отнесен, весь тот арсенал инструментов анализа, весь тот дискурс сомнений, критики, постоянного уточнения и опровержения ещё вчера бывших бесспорными сведений, всё то, во что вложены многие человеческие судьбы, страсть, бескорыстие, честность и высокие идеалы, всё это многократно искажено, опошлено и превращено в политически обусловленное «собрание историй», каковое и внедряется в общественное сознание идеологами, политиками и прислуживающими им «историками».
То есть за «историческую науку» нам выдают пропагандистские выборки и подтасовки, а огромное подлинное «историческое знание» и «историческое сомнение» безмолвствуют, продолжая существовать только в пространстве архивов и во фрагментах профессиональной, академической деятельности, всю полноту которых донести до широкой публики невозможно.
Таким образом, то, что мы знаем как «историю» — своей или иных стран, — то, чем наполнены учебники, публицистические статьи и телевизионные передачи, является инструментом политики, и в этой связи «то, что было на самом деле», может то приукрашиваться, то обезображиваться, то преувеличиваться, то преуменьшаться…
КНИГА
Разговор о книгах вообще — это одно. А разговор о книгах в своем доме, о конкретных книгах — другое. Настолько другое, что Пушкин, умирая, обратился к своим книгам на окружавших его полках домашней библиотеки: «Прощайте, мои друзья…»
Я вырос в семье, где книга не просто почиталась, а была едва ли не главным членом семьи. Мои родители любили, ценили и пополняли нашу домашнюю библиотеку, у которой была непростая история и судьба. Настолько непростая, что частями этой истории стала, например, судьба погибшей библиотеки семьи моего деда.
Библиотека собиралась ещё до революции и была довольно большой: занимала целую комнату в доме. В период Гражданской войны — а семья деда жила в Мариуполе — все книги были постепенно сожжены в домашней печи, поскольку другого топлива не было. Моя мама, бывшая тогда уже довольно большой девочкой, впоследствии вспоминала, как они плакали, отправляя книги в печь. Последним было сожжено подарочное издание Лермонтова в голубом шелковом переплете. Им был награжден в гимназии старший сын Василий, убитый в 1918 году.
Если библиотека деда стала лишь воспоминанием, то от библиотеки моего отца, собранной в двадцатые — тридцатые годы, кое-что сохранилось до сих пор.
Библиотека тоже была большой: несколько тысяч томов художественной, справочной и профессиональной литературы. Перед войной отец был доцентом, заведующим кафедрой, а потом и директором Днепропетровского сельхозинститута, поэтому располагал возможностью покупать книги и комплектовать личную библиотеку.
Книги чаще всего приобретались на развалах — стихийных базарах, куда время от времени крестьяне привозили самые разные вещи, доставшиеся им в годы революционного лихолетья. В том числе привозили полные телеги книг из библиотек разграбленных усадеб.
Книги продавали так: выбирай, что хочешь, связывай и подвешивай на безмен. Цена устанавливалась за фунт веса. Так удалось собрать, по словам отца, весьма обширное и ценное собрание самых разных книг.
Когда началась война, из Днепропетровска пришлось эвакуироваться. Брать книги с собой в эвакуацию отец не мог, поэтому всё перевязал в аккуратные связки и сложил в подвале дома под лестницей. Когда они вернулись в Днепропетровск после освобождения, библиотеки, естественно, на месте не оказалось.
Лишь несколько книг впоследствии обнаружились в букинистическом магазине — их опознали, благодаря экслибрису, папины студенты. В букинистическом были найдены такие, например, книги, как «Физическая и коллоидная химия» Глесстона, «Основы химии» Менделеева, второй том «Истории искусств» Гнедича и кое-что ещё. Слава Богу, теперь они у меня, в целости и сохранности.
Но эти остатки семейной библиотекой не назовешь…
Когда после войны семье пришлось переехать в Ярославль, библиотека была невелика, хотя её восстановление началось сразу после возвращения в Днепропетровск в 1944 году. С тех пор и по сей день история семейного собрания непрерывна, хотя и не вполне целостна: частично библиотека разделилась между тремя братьями.
Библиотека художественной литературы восстанавливалась медленно — хорошие книги не так-то просто было купить, — но продуманно.
* * *
Когда в начале шестидесятых годов маме — с огромным трудом — удалось оформить подписку на ныне знаменитое издание «Библиотека всемирной литературы» в 200 томах, папа внимательно просмотрел проспект издания и, к моему огромному изумлению, прокомментировал все (!) произведения, включенные в это издание.
Он их не только читал, но и судил о том, оправдано или нет включение именно этого, а не другого произведения того или иного автора в Библиотеку. (То есть и другие произведения он тоже читал.)
В общем, папенька был большой молодец и, помимо прочего, любовь и уважение к книге детям привил. Но и матушка тут сыграла никак не меньшую роль! Она книги знала, любила, ценила и берегла.
Ну и я теперь храню, сберегаю, пополняю…
Не знаю точно, сколько сейчас книг в моей домашней библиотеке. Тысяч пять, наверное…
С грустью понимаю, что век бумажных книг проходит. Во всяком случае, им придется потесниться, уступить место книгам электронным.
Хотя несомненно, что они не исчезнут полностью. Не только те, которые уже существуют и представляют ценность, но и новые ещё долго будут печать. В том числе и потому, что печатная книга хороша собой, её приятно держать в руках, перелистывать, обнюхивать…
Вот и этот текст, что я сейчас пишу: хочется, чтобы он стал книгой! Бумажной, в хорошей обложке, чтобы стоял на полке и, конечно, кем-то читался.
Перелистывался…
Если вы это читаете, значит, сбылось!
Эти отрывки из книги — Слова и смыслы.
Автор Сергей Белкин.
ИСТОЧНИК
* * *
На этом всё, всего хорошего, читайте книги — с ними интересней жить!
Юрий Шатохин, канал Веб Рассказ, Новосибирск.
До свидания.
Комментарии закрыты.